Поездки автостопом или на поездах позволяют многим молодым людям в Соединённых Штатах сбежать от своих проблем. Но, как показывают фотографии Майкла Джозефа и скрывающиеся за ними истории, свобода дороги может обходиться весьма дорого.

Джесси Джеймс, Нью-Орлеан, 2017. Photograph: Michael Joseph

«Потерянные и найденные» документирует современную субкультуру американских бродяг (travellers) через правдивые, яркие портреты и рассказы. После более чем 10 лет работы, фотографии Майкла Джозефа запечатлевают мужество, нежность и решительность его героев. Чёрно-белые портреты сняты на улице, при естественном свете. Книга «Потерянные и найденные» (Lost & Found) Майкла Джозефа вышла в издательстве Kehrer Verlag.

Дайс, Нью-Орлеан, 2014. Photograph: Michael Joseph

«Потерянные и найденные» — серия портретов людей, которые путешествуют по стране автостопом и на товарных поездах. Свобода, однако, не проходит без последствий. Дайс: «Мы с подругой собирались перехватить поезд, который стоял на три пути дальше. Моя собака испугалась и побежала под поезд. Я протянул руку, схватил собаку, и когда я её бросил, моя рука попала под колесо. Меня протащило около четырёхсот футов (120 метров — АК), всё быстрее и быстрее. Я старался держать голову поднятой, чтобы её не разбило о камни. В этот вечер я посмотрел в глаза смерти».

Брилло «Клоун», Бруклин, 2017. Photograph: Michael Joseph

Подобно граффити на городских улицах, тела и лица этих людей становятся визуальной летописью их жизней. Их одежда часто — набор найденных предметов.

Сиайлс и Офелия, Нью-Орлеан, 2015. Photograph: Michael Joseph

Джозеф: «Все их истории разные, но все они связаны, как части сообщества. Часто невидимые и ошибочно принимаемые за внешний вид, они одни из самых добрых людей, которых можно встретить. Их души открыты и их дар — время. Они уделят вам время, так как это всё, что у них есть. А в некоторых случаях, в утраченной семье они нашли друг друга».

Шеймлесс (Бесстыдный), Остин, 2013. Photograph: Michael Joseph

Шеймлесс: «Я начал бродяжничать в 19 лет. Это была самая, наверное, пугающая вещь, которую я когда-либо сделал. Я всегда мечтал об этом, но никогда на самом деле не думал, что смогу решиться. И наконец, как-то подруга пригласила меня присоединиться к ней, работая на карнавале. Это был мой первый шаг из регулярного сообщества. После этого, мы закончили тем, что запрыгнули в фургоны хиппи, поехали на грузовых поездах и научились путешествовать по стране. Я научился быть на 100% собой и не принадлежать никому».

Александра, Нью-Орлеан, 2018. Photograph: Michael Joseph

Александра: «Я начала бродяжничать с матерью, когда была ещё в подгузниках. Мы всё время убегали от чего-то или от кого-то. Бежали за новой жизнью, новыми возможностями, «новым стартом» каждые несколько месяцев. Это было постоянное состояние ребёнка с благотворительными бесплатными обедами, и неподходящими подержанными вещами. Я не могла позволить себе чувствовать себя комфортно — никаких дружеских отношений, никаких привязанностей. Моя единственная уверенность была — быть всё время в пути. Поэтому я продолжаю, хотя мать уже перестала бродяжничать.

Алистер и Шери, Новый Орлеан, 2016 год. Photograph: Michael Joseph

Шери: «Дорога познакомила меня с моей семьей-путешественницей, другой, но очень настоящей семьей. Благодаря этой семье мне хочется жить. Я не жалею о своих путешествиях. Дорога привела меня к счастью, и без этого опыта я бы никогда не захотел взять себя в руки. Путешествия всегда будут у меня в крови; они дали мне знания и силу воли, чтобы работать так усердно, как только возможно, и мотивировали меня продолжать свою историю».

Дуэо, Остин, 2019. Photograph: Michael Joseph

Дуэо: «Многие бродяги не идентифицируют себя с правым или левым политическим крылом, но считают любое правительство вредным и коррумпированным. Жизнь вне системы — это избранная вера. Многие бродяги носят антинацистскую символику и верят в полное равенство, независимое от бэкграунда. Я всегда знал, что закончу бродяжничеством. Я никогда не вписывался ни дома, ни в школе. Меня везде обижали, и я чувствовал себя свободным, только когда убегал. Я понял однажды, что, чтобы не быть избитым отцом или другими школьниками, надо уйти. И в 17 лет я так и сделал».

Раскулл, Кембридж, 2018. Photograph: Michael Joseph

Раскулл: «Я бродяжничаю семь лет. Большую часть подросткового возраста я была довольно защищенной. Я жила книжными историями, и хотела только встретить приключения в своей собственной жизни. В 20 лет с небольшим, я стала танцевать гоу-гоу в одном гей-клубе в Бостоне. Я ходила в местный бар, выпить и покурить с бродягами. Было только вопросом времени, что я присоединюсь к ним и отправлюсь „топтать дорогу“. Я начала заплетать волосы в дреды, научилась играть на укулеле и нашла лучшую в мире собаку».

Брюер и Виски, Нью-Орлеан, 2015. Photograph: Michael Joseph

Брюер: «То, что ты один, не значит, что ты должен быть одиноким. Я повидал в своей жизни некоторые великолепные места. По всей стране можно найти места для уединения. У людей есть эта идея, что всё время надо находиться в окружении других людей, на протяжении всей жизни, но на самом деле это совсем не обязательно. У тебя есть ты и собака... это всё, что нужно. Моя семья — в дороге. Моя кровь — это дети, которые сейчас здесь... дети, которые путешествуют, несут рюкзаки. Вот и все».

Ферал Фавн и Адриан, Нью-Орлеан, 2021. Photograph: Michael Joseph

Ферал: Адриан Адриан был зачат в дороге, где-то между Биллингсом, Монтаной и Северной Каролиной. У меня начались схватки в свой 21-й день рождения. Мы с его отцом Митчем были женаты. Но мы не понимали, насколько трудным будет уход с дороги. Наши отношения разрушились. Моими средствами преодоления трудностей были употребление алкоголя, наркотики и побег из города. Но они стали мне недоступны. Но Адриан был прекрасен. Митч умер, когда ему исполнилось три года. Я хотела дать ему стабильное детство, которое было у меня, и отправиться бродяжничать, когда он будет достаточно взрослым, чтобы сделать этот выбор для себя«.

Селена, Нью-Орлеан, 2020. Photograph: Michael Joseph

Селена: «Музыка — единственная вещь, которая приносит мне счастье и радость в жизни. Вот каково это — видеть, как люди просто останавливаются и слушают. Возможно, они найдут любовь. Время словно останавливается. Как будто я на секунду не страдаю бессонницей и не грязна. Регтайм, джаз и блюз знают самые глубокие человеческие чувства. Я могу говорить часами о её истории и о том, почему это важно. Важно и для бродяг. Это легче, чем писать о себе. Музыка научила меня очень многому о себе и о том, как справиться с жизнью».

Нотт Джо, Нью-Орлеан, 2018. Photograph: Michael Joseph

Нотт Джо: «Причина, почему я начал бродяжничать? Если бы мне пришлось сказать хотя бы одно, это была бы отчаянная попытка разорвать порочный круг зависимости, которая убила или убивает большинство моих близких и медленно — меня самого. Когда я только начал, я уже был наркоманом, живущим дозой. Я пробовал практически все, чтобы бросить колоть героин, но ничего не помогало. Итак, наконец, я послал нахер всё и всех. И это работало какое-то время».

Эвергрин и Джереми, Кембридж, 2021. Photograph: Michael Joseph

Эвергрин: «Я теряла всё, что у меня было, снова и снова. У меня больше не бывает настоящего стресса, потому что я знаю, как легко всё приходит и уходит. Бродяжничать в одиночестве или с партнёром — всё имеет свои плюсы и минусы. Быть в одиночестве — классно, по очевидной причине, что заботишься только о себе. Но бывает одиноко и скучно. Джереми и я встретились в Монтане. Порядка трёх лет назад. Мы сразу нашли общий язык, но тогда у меня были ужасные отношения, и мы попробовали просто дружить. В этом январе мы решили попробовать отношения».

Оригинал на сайте The Guardian
Перевод с английского Александра Курловича